Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эйдзи Миякэ, ты признаешь свою вину?
– А в чем меня обвиняют?
Нож Ящерицы глубоко процарапывает край столешницы и останавливается в дюйме от моего большого пальца.
– «В чем меня обвиняют, господин?»
Я сглатываю:
– В чем меня обвиняют, господин?
– Если ты виновен, то знаешь, в чем тебя обвиняют.
– Значит, я невиновен, господин.
В соседней комнате хихикает девушка с шербетом.
– Невиновен. – Морино скорбно качает головой. – Тогда объясни, зачем ты был в «Пиковой даме» в субботу, девятого сентября?
– Юдзу Даймон здесь?
Морино коротко кивает, мое лицо впечатывают в столешницу, руку выворачивают за голову; еще чуть-чуть – и перелом. Ящерица хрипит мне в ухо:
– Как ты думаешь, что ты сейчас сделал не так?
– Не… ответил… на… вопрос.
Мою руку выпускают.
– Умный мальчик. – Морино моргает. – Объясни, зачем ты был в «Пиковой даме» в субботу, девятого сентября.
– Меня привел Юдзу Даймон.
– «Господин».
– Господин.
– Однако ты сказал Маме-сан, что не знаком с Даймоном.
Мама-сан смотрит на меня:
– Я же предупреждала: терпеть не могу, когда малолетки ноют. Эй, кто-нибудь знает, как сказать по-русски «пятнадцать миллиардов»?
Тип в кожанке отвечает. Мама-сан бойко стучит по клавишам. Морино ждет моего ответа.
– Я не был знаком с Даймоном. И до сих пор его практически не знаю. Я забыл бейсболку в игровом центре, пришел за ней, а она оказалась у него, он ее вернул, мы разговорились…
– А остальное, значит, уже история. Но «Пиковая дама» – не обычный клуб. В гостевой книге Юдзу Даймон назвал тебя сводным братом. Ты утверждаешь, что это ложь?
Я прикидываю, каковы могут быть последствия.
– Ты слышал мой вопрос, Эйдзи Миякэ?
– Да. Это ложь. Господин.
– А по-моему, ты шпион Дзюна Нагасаки.
– Это неправда.
– Значит, тебе известно имя Дзюна Нагасаки?
– Да, я услышал его час назад. Только имя.
– Вы с Юдзу Даймоном пошли в «Пиковую даму» и донимали там одну из хостесс – тебе она известна как Мириам.
Я мотаю головой:
– Нет, господин.
– Вы с Юдзу Даймоном пошли в «Пиковую даму» и уговаривали Мириам переметнуться от меня к долбаным приспешникам предателя Дзюна Нагасаки.
Я мотаю головой:
– Нет, господин.
Ярость пятнает недвижное лицо Морино. Его голос холоднее абсолютного нуля.
– Ты отымел Мириам. Ты отымел мою малышку.
Вот он, переломный момент. Я мотаю головой:
– Нет, господин.
Франкенштейн шуршит картошкой фри в пакетике.
Морино открывает серую папку:
– Что ж, переходим к следующему фокусу. Объясни-ка, что изображено на этой фотографии.
Трубачи передают мне черно-белый снимок формата А4. Обшарпанный жилой дом. Крупным планом – третий этаж, где парень моего возраста просовывает что-то в приоткрытую дверь. Собака с абажуром на голове задирает лапу над цветочным горшком. Узнаю квартиру Мириам и себя тоже. Так вот почему я здесь. Плохи мои дела. Никакая ложь не поможет. Но куда заведет меня правда?
Костяшки пальцев с хрустом напрягаются.
– Я жду, как говорится, затаив дыхание.
Костяшки пальцев Морино с хрустом распрямляются. Во рту у меня сухо, как в песчаной яме.
– Ну, с какой стати твоя прыщавая физиономия маячила перед домом моей малышки?
Я рассказываю все по порядку, начиная от пруда Синобадзу в парке Уэно и кончая разговором с Мириам. Умалчиваю только о Суге, говорю, что сам взломал библиотечную базу данных. Морино обрезает кончик новой сигары. Я завершаю свой рассказ, приговор витает в воздухе. Ящерица поворачивается на стуле:
– Отец?
Морино кивает.
– По-моему, здесь что-то не так, Отец. Задроты-компьютерщики не станут таскать чемоданы на вокзалах, чтобы заработать себе на жизнь.
Мама-сан закрывает лэптоп:
– Отец. Я знаю, Мириам вам очень дорога, но нам пора разобраться с куда более важными делами, чтобы все шло по плану. Это наивное дитя из запредельной глуши, простофиля, который случайно забрел в чужие владения, – именно то, чем кажется. Шпионы Нагасаки – не младенцы в подгузниках. Его рассказ заполняет пробелы в рассказе Даймона; к тому же он и пальцем не прикоснулся к Мириам.
Морино ее уважает.
– Откуда такая уверенность?
– Во-первых, по вашему поручению вот уже две недели за Мириам следит лучший детектив Токио. Во-вторых, я – женщина.
Морино, прищурившись, изучает мое лицо. Я опускаю взгляд. Пищит мобильник. Франкенштейн встает и уходит в смежную комнату, чтобы ответить на звонок. За окном над головой Морино проплывает дирижабль. Еще выше, в солнечном поднебесье, поблескивает самолет. Мама-сан вынимает из компьютера диск и кладет в коробку.
– Скоро, – рявкает Франкенштейн в телефон. – Скоро.
Он возвращается за стол. Морино заканчивает меня изучать.
– Эйдзи Миякэ. Суд признает тебя виновным. Ты, тупой долбак, виновен в том, что суешь нос куда не следует. В соответствии с нашим окончательным приговором тебе отрежут яйца, вымочат их в соевом соусе, запихнут тебе в рот и заклеят его скотчем до тех пор, пока вышепоименованный орган не будет пережеван и проглочен до последней крошки.
Я обвожу взглядом присяжных. Никто не улыбается.
– Однако суд откладывает исполнение приговора при условии, что ты будешь соблюдать ряд ограничительных мер. Не смей и близко подходить к «Пиковой даме». Не смей приближаться к моей малышке. Даже если она тебе приснится, я об этом узнаю, и приговор тотчас приведут в исполнение. Я ясно выражаюсь?
Я чувствую запах свободы, но не решаюсь попробовать ее на вкус.
– Абсолютно, господин.
– Ты вернешься к своей бессмысленной жизни. Без промедления.
– Да, господин.
Мама-сан встает, но Морино меня не отпускает.
– Когда я был мальчишкой вполовину младше тебя, Миякэ, мы с друзьями ловили песчаных ящериц в дюнах на побережье Симанэ. Эти ящерицы очень хитры. Хватаешь ее, а она сбрасывает хвост и удирает прочь. Почему я должен верить, что ты не ускользнешь, оставив мне свой хвост?
– Потому что я вас боюсь.
– Твой отец меня тоже боится, однако же это не помешало ему оставить мне целый ворох хвостов.
Трубачи согласно